В любой династии есть свой внутренний судья. У «Чикаго» этим голосом стал Скотти Пиппен — не тогда, когда команда купалась в лучах славы, а потом, когда трофеи припали пылью, а сериал «Последний танец» попытался переписать историю под одну-единственную легенду. На поверхности — ссора бывших чемпионов, на деле — типичная история большого спорта, где истину безжалостно режут на монтажном столе, а одного из героев просто вырезают из собственного прошлого. Пиппен не устроил истерику — он просто заговорил, когда понял: его молчание используют как оправдание чужой версии событий.
Документалка о последнем чемпионском сезоне «Буллз» 1997/1998 выглядела как идеальный подарок фанатам: закулисье, эксклюзив, редкие признания — казалось, всё ради того, чтобы воскресить магию легендарной команды. Но хватило пары серий, чтобы понять: это не история о «Буллз», это сольник Майкла Джордана. Линия повествования одна — возвеличить легенду, а всех остальных превратить в массовку. Вот это и вывело Пиппена из себя. Не попытка принизить его вклад, а то, что у него украли право быть соавтором великой истории.
Пиппен не стал ходить вокруг да около: «Последний танец» — не документалка, а просто шоу в честь Майкла. Сюжет выстроен так, чтобы каждый луч света падал только на Его Воздушество, а моменты, когда кто-то другой тащил команду или ломал себя ради победы, либо вырезаны, либо искажены. Взять хотя бы плей-офф-1994, когда Пиппен тащил «Буллз» без Джордана. Его знаменитый отказ выходить на решающую атаку в матче с «Никс» в сериале подаётся как ошибка, без малейшей попытки копнуть глубже. О том, что в том сезоне Пиппен был в топе кандидатов на MVP и выдал 55 побед с командой — ни слова. Видимо, это не вписывается в сценарий про одного-единственного героя.
«Чикаго Буллз», сезон-1997/1997
Фото: Getty Images
Неудивительно, что за Пиппена тут же заступились бывшие партнёры. Хорас Грант не стал выбирать выражения: «Полная ложь». Рон Харпер отрезал: «Однобоко». Билл Картрайт заявил напрямую: весь сериал превратил команду в массовку для одного актёра. Даже Родман, которого всю жизнь трактовали как хотели, поддержал: «Скотти был недооценён, недоплачен… теперь все это видят». Только вот видеть это можно было и раньше. Достаточно было посмотреть на цифры: Пиппен платил за успех «Буллз» слишком высокую цену — и слишком долго оставался в тени.
Контракт Пиппена, который он подписал в 1991-м, тогда казался шагом взрослого человека: семь лет стабильности за $ 18 млн — разумно, если ты переживаешь за семью и не веришь баскетбольным боссам на слово. Но пока лига превращалась в золотую жилу, это соглашение стало для Скотти золотой клеткой. В сезоне-1995/1996, когда Пиппен был не просто звездой, а входил в топ-10 по эффективности и считался элитным защитником, он получал смешные $ 2,9 млн — 74-е место в зарплатной таблице. Джордан, несмотря на свою корону, зарабатывал чуть больше — $ 3,85 млн и 32-е место. Оба не входили даже в двадцатку, однако разница между ними всё равно была ощутимой.
Что интересно — сам Джордан публично признавал: ситуация несправедливая. «Я бы с радостью заплатил Скотти, если бы мог», — говорил Майкл. Но дальше честных слов дело не шло: вмешиваться в чужие контракты, мол, юридически нельзя. Вот здесь и проходит граница между настоящей честностью и удобной дистанцией. Джордан, человек, на чьём слове держалась вся организация, не сделал ни малейшей попытки сдвинуть систему ради своего главного соратника. Не предложил пересмотреть правила. Не пошёл на символические уступки. Просто развёл руками и констатировал: «Не могу помочь».
Скотти Пиппен, Майкл Джордан и Би Джей Армстронг, сезон-1992/1993
Фото: Bongarts/Getty Images
Проблема не только в этом. В 1999-м, когда пыль после чемпионских банок едва улеглась, «Буллз» вручили Пиппену так называемый «прощальный подарок» — «сайн-энд-трейд» в «Хьюстон» на $ 20 млн. Джерри Краузе, конечно, выставил всё как акт великодушия, а на деле это был жалкий запоздалый жест в попытке прикрыть годы тотальной недооценки. Пиппену такой «подарок» казался не благодарностью, а плевком в спину. Его ценность заметили только тогда, когда он уже хлопнул дверью. Контракт с «Рокетс» на $ 67 млн — не медаль за заслуги, а чек на отчуждение. А молчание Джордана на фоне всей этой истории только подчёркивало: союз распался.
Крэйг Ходжес, бывший парень из той банды, уверен: корни всей драмы — в 1996-м, когда Пиппена записали в элиту — топ-50 игроков НБА. Это всё изменило: и взгляд публики, и атмосферу в раздевалке. «Скотти всегда был на этом уровне, просто сам не верил — жил в тени «23-го». Вечно второй. А тут вдруг понял: мы на равных. И так это с ним осталось». Ходжес добавляет: Пиппен ждал от Джордана не только признания, но и поддержки в финансовых делах. В лиге полно примеров, где звёзды жертвуют ради команды. Однако не тут. Джордан выбрал себя.
Джон Салли считает: дружба этих титанов умерла окончательно в 2004-м. Для публики они держали нейтралитет, но внутри — холод и дистанция. Финальный разрыв случился после «Последнего танца», когда Пиппен пошёл в открытую: резкие интервью, заявления, что Джордан — «ужасный игрок». Это был не просто выпад, а вызов: «Хватит делать вид». Пусть потом Пиппен и признавал, что Майкл и сейчас рвал бы лигу, но обратно дороги уже не было.
Сейчас читают: 
Вот она — пропасть между Леброном и Джорданом во всей красе 
Если Леброн выиграет титул, он — официально GOAT? Снова возвращаемся к вечному спору
Сегодня Пиппен — редкая птица, кто не побоялся пойти против официальной легенды. Ему не Джордана с трона скинуть хочется, а своё место вернуть. Его голос — это голос всех, кого оставили за кадром не из-за игры, а по прихоти режиссёров. Его клинч с Джорданом — не банальная зависть и не борьба эго, а диагноз тому, как работает спортивная память: индивидуальное геройство всегда громче, чем командная самоотдача. Историю легко смонтировать под нужный ракурс.
«Последний танец» стал апофеозом такой режиссуры — не откровением, а тщательно вылизанной версией прошлого. У Джордана был полный креативный контроль, а все остальные превратились в статистов на собственной сцене. Когда Пиппен, Родман, Грант и другие наконец заговорили, это выглядело как бунт. Однако на самом деле они просто забрали себе право на голос — напомнили: у каждого героя есть своя правда.
